Лао Цзы

Лао-цзы (буквально Старецъ учитель, Старецъ младенецъ) – великий древнекитайский философ-мистик, основатель школы китайского даосизма (дао цзяо, дао цзя), известен как автор важнейшего даосского трактата Дао Дэ Цзин

Лао-Цзы прожил якобы 160 или 200 лет, служил архивариусом при Чжо-уском дворе. Видя упадок царства Чжоу, удалился на Запад. При пересечении границы по просьбе начальника заставы написал трактат (первоначально назван «Лао-цзы», впоследствии — «Дао дэ цзин»), в котором изложил филос. основы учения, названного даосизмом.

Даоский образ жизни (отшельничество, «молчание», «недеяние») сказался на гражданской биографии Л.-ц.: она сплошь состоит из легенд, поэтому в настоящее время реальность его личности подвергается сомнению. Однако отсутствие достоверных свидетельств о Л.-ц. возмещается изложением в «Дао дэ цзине» филос. автобиографии Л.-ц. Местом своего филос. рождения Л.-ц. называет вселенскую пустоту. Он овладевает знанием в неукоснительном следовании Великому Дао. На этом пути Л.-ц. обретает три нравственные драгоценности: милосердие, простоту и скромность, а с их помощью — мужество, широту характера и способности духовного вождя. В результате Л.-ц. достигает степени цзы жань — естественности и становится Отцом учения. Филос. творчество Л.-ц. развертывается как метафизика космогенеза, цикличность которого он выражает в системе взаимосвязанных категорий-тавтологий.

По сведениям ханьского историка Сыма Цяня, настоящая его фамилия была Ли, имя Эр, второе имя Дань; происходил из царства Чу, служил в Чжоу главным хранителем императорского архива. Временем жизни обычно указывают VI в. A.C. (известна легенда о встрече Лао-цзы и Конфуция, где Лао-цзы выступает как старший, наставник). Исследуя заключенную в книгах древнюю мудрость, Лао-цзы создал свое учение. Однако видя упадок Чжоу, разочаровался в возможности воплотить это знание в Поднебесной и отправился на запад, где, по легенде, находилась страна бессмертных. На последней пограничной заставе в горном проходе Ханьгу (в современной пров.Хэнань) Лао-цзы был задержан и по просьбе начальника заставы Инь Си (он же Гуань Инь-цзы, т.е. Мудрец Инь с заставы) записал свои мысли в назидание потомкам, после чего продолжил путь на запад. Там следы его затерялись. Записи же Лао-цзы, составившие книгу в пять тысяч слов, были распространены усилиями Инь Си, который считается первым последователем данного учения. После Сыма Цяня неоднократно высказывались мнения о том, что авторство Дао дэ цзин принадлежит другим лицам (Лао Лай-цзы, Лао Дань, Инь Си и др.), а сам Лао-цзы, возможно, даже не существовал. С другой стороны, у приверженцев религиозного даосизма имя Лао-цзы было окружено дополнительными мифами – его стали считать самим воплощением Дао-Стези, высшим божеством Лао-цзюнь (Старецъ государь), воплотившимся на земле для проповеди истинного учения. Прозвище Старецъ младенецъ стали понимать так, что он родился уже седобородым восьмидесятилетним старцем, полным мудрости; а уход на запад в фиолетовом сиянии, верхом на быке, впрямую связали с рождением в Непале царевича Сиддхартхи Гаутамы, будущего Будды Шакьямуни.

Канонического такста Дао дэ цзин не существует. Наиболее авторитетными считались варианты Хэшанбэнь (редакция даосского философа Хэшан-гуна, II в. A.C.) и Ванбэнь (редакция основоположника школы сюань сюэ вэйского философа Ван Би, 226–249), легшие в основу большинства западных и всех русских переводов. Оба варианта различаются между собой текстуально. В 70-е гг. в КНР при раскопках в Мавандуе и Чанша были обнаружены древнейшие рукописи Дао дэ цзин III-II вв. A.C., значительно отличающиеся от известных редакций по композиции и текстуально, местами даже по смыслу. Это открытие перевернуло устоявшиеся взгляды на текстологию Дао дэ цзин и инициировало целый ряд попыток восстановить «первоначальный» вариант книги. Одной из наиболее интересных является интерпретация профессора Уханьского университета Чжоу Шэн-чуня (Байхуа Лао-цзы, Сиань, 1990).

Полагают, что Лао-цзы родился в 604 г. до н. э., и следовательно, был современником Пифагора. Он происходил из простой семьи и, говорят, родился под персиковым деревом. О его рождении возвестили чудесные события, в особенности огромная комета, а похожая на нее косматая звезда предвестила его уход. Этого непонятного мудреца наделили весьма пленительной индивидуальностью и стали верить, что он является смертным ученикам в снах и видениях, а также, что он участвует в различных рискованных затеях, связанных с алхимией и в деятельности Восьми Бессмертных.

При переводе сложных китайских символических знаков оказывается, что Лао-цзы родился в деревушке, называвшейся «Удрученная доброта». В «Уезде жестокости» в «Округе горечи» и в «Государстве страдания». Странно, конечно, что из разных названий можно составить столь удачную и наводящую на размышления композицию, но некоторым кажется очевидным, что подобные сведения о рождении следует воспринимать как аллегорические.

Согласно одному даосскому преданию, появление Лао-цзы в конце правления династии Чжоу было его десятым воплощением. Возможно, эта идея имеет индусское происхождение и ее следует связать с десятым воплощением Вишну, которое, как считали, произойдет в будущем и ознаменует пришествие Учителя Мира или аватары. В более позднем даосизме встречается совершенно иное описание 81 воплощения Лао-цзы.

По утверждению Э.А. Гордона, в надписи на Несторианском камне, христианском памятнике в Китае, датированном 781 г. н. э., говорится о «всаднике на зеленой лошади, вознесшемся в Западный Рай, оставившем людей без нравственного руководства». Он считает это упоминанием о Лао-цзы. В 1909 г. профессор Пеллиот обнаружил в Чау-Чау книгу, озаглавленную «Сутры, объясняющие вознесение Лао-цзы в Западный Рай и его повторное воплощение в земле Ху». Гордон считает, что под этим подразумевается Персия, и что из текста можно понять, что Лао-цзы перевоплотился в Иисуса Христа. Отмечалось, что несколько первых отцов церкви рассматривали доктрины Лао-цзы как примитивное христианское вероучение, относящееся к той чистой религии, необходимой для спасения, на которую ссылается Св. Августин и которая, по его словам, «существовала с сотворения человеческой расы, но более полно была изложена Господом нашим в Евангелии».

Из имеющихся письменных источников ясно, что Лао-цзы был мистиком и квиетистом, преподававшим совершенно неофициальную доктрину, полагавшуюся исключительно на внутреннее созерцание. Человек обретает истину путем освобождения от всего ложного в самом себе. Мистическое переживание завершает поиски реальности. Лао-цзы писал: «Есть Бесконечное Существо, которое было прежде Неба и Земли. Как оно невозмутимо, как спокойно! Оно живет в одиночестве и не меняется. Оно движет всем, но не волнуется. Мы можем считать его вселенской Матерью. Я не знаю его имени. Я называю его Дао".

Заключительный раздел «Дао дэ цзина» подводит итог философии, которую Мастер оставил всему миру:

«Искренние речи не изящны, изящные речи не искренни. Добрый не красноречив, красноречивый не добр. Мудрый не образован, образованный не мудр. Мудрец не накопительствует. Но чем больше он делает для других, тем больше прибавляется ему. Чем больше он дает другим, тем богаче становится сам. Путь неба – в принесении пользы без причинения вреда. Путь мудреца – в деянии без противостояния».

Дао могут познать только те, кто способен принять его в свои сердца. Оно приходит с небес… Оно принимается любящими небеса и известно понимающим небеса.

Согласно Сыма Цяню, имевшему довольно солидную репутацию историка, Лао-цзы был хранителем царской библиотеки в Лояне во время его знаменитой встречи с Конфуцием. В 417 г. до н.э. Конфуций, тогда еще молодой человек 33-х лет, нанес официальный визит 87-летнему патриарху Лао-цзы.

Первоначально целью встречи было обсуждение этикета. Конфуций, всегда неукоснительно соблюдавший правила приличия, занял в высшей степени почтительную позицию. Он несомненно хотел учиться. Он рассказал Лао-цзы, что искал истину с самого начала своей карьеры, не имея никаких побудительных мотивов, кроме стремления быть полезным государству и народу. Как утверждают, Лао-цзы встретил почтительное приветствие и дальнейшие слова молодого человека довольно резко, завив: «Те, о ком вы говорите, мертвы, и их кости превратились в прах – остались только их слова. Более того, когда у надменного человека появляется благоприятная возможность, он поднимается вверх; но если время против него, то его увлекает за собой сила обстоятельств… Избавьтесь от самодовольного вида и множества желаний, от привычки втираться в доверие и необузданной воли. Они вам совершенно ни к чему – это все, что я имею сообщить вам».

В повествованиях о последнем эпизоде из жизни Лао-цзы множество противоречий. В третьей книге Гуань-цзы, писавшего в 4 веке до н. э., описывается смерть Лао-цзы и толпа плакальщиков, собравшихся по такому торжественному случаю. Рассказ же об окончательном уходе Лао-цзы через северо-западную пограничную заставу опирается на авторитет историка Ханя.

Согласно ему, двадцать пять веков назад Инь Си, старый солдат и ученый, был стражем пограничной заставы Китая, известной под названием «Путь сострадания», который открывался на северо-запад в направлении пустыни Гоби. Этот Инь Си, по слухам, был последователем учения Лао-цзы, прекрасно разбирался в знамениях и приметах, мог изобразить магические фигуры, знал секреты звезд и обладал способностью мистического восприятия. Как гласит предание, этот старый страж ворот считал Лао-цзы небесным светом, движущимся по земле. Поэтому он испытал глубокое потрясение, наблюдая с того места, где бодрствовал в одиночестве, за появившейся в небе светящейся сферой, которая перемещалась над Китаем с юго-запада и, в конце концов, скрылась за горами, возвышающимися за пустыней.

Расценивая это как предзнаменование величайшего значения, Инь Си обратился к старинным книгам, в которых обсуждались тайны бессмертных. И пришел к выводу, что очень мудрое и благородное человеческое существо должно повторить движение таинственного света и, вполне возможно, прибудет к северо-западной заставе. Готовясь к этому событию, Инь Си соорудил хижину из травы и тростника, чтобы дождаться пришествия великого мудреца, и, усевшись в дверях, следил за дорогой, уходящей в Китай.

В должное время бдение Инь Си было вознаграждено. Он увидел приближающегося к нему по извилистой пыльной тропинке огромного зеленовато-черного быка. На этом неуклюжем животном ехал верхом маленький старичок с длинными белыми волосами и бородой, съежившийся в складках накидки из грубой ткани. Одаренный внутренним зрением Инь Си мгновенно понял сердцем, что это и был тот ученый, которого он ждал.

Когда Лао-цзы приблизился, страж ворот поспешил к нему и с почтительными поклонами робко предложил мудрецу немного отдохнуть и выпить с ним чаю. Лао-цзы любезно согласился и, когда они удобно расположились в хижине, Инь Си сказал: «Вы собираетесь совсем исчезнуть из виду. Позвольте же мне настоятельно просить вас сначала написать для меня книгу». После некоторых уговоров Лао-цзы согласился и оставался у стража ворот столько времени, сколько потребовала подготовка «Дао дэ цзина», единственного литературного произведения бессмертного китайского мистика. Труд состоял из 81 очень короткой главы и насчитывал пять тысяч иероглифов. Вся книга была разделена на две части: первая – «Книга о Дао» и вторая – «Книга о дэ». В данном случае употребление «Дао» означает «неявную природу абсолютного бытия» и «дэ» – «раскрытие этой вселенской силы через развертывание объективного творения».

Как утверждает Сыма Цянь, Лао-цзы, изложив свои принципы в «Дао дэ цзине», подарил этот труд стражу ворот, а затем ушел своей дорогой, так что когда и где он умер – неизвестно.

В фокусе даосской мысли (как и конфуцианства) находится тема «дао-пути», которым следует идеальный человек, накапливая тем самым силу-добродетель «дэ», упорядочивающую Поднебесную (общество). Однако конфуцианскому культуроцентризму даосизм противопоставляет «следование естественности» («цзы жань»): если основной отличительной чертой «благородного мужа», рисуемого Конфуцием, выступает деятельная активность, организуемая церемониальными правилами «ли», то «совершенно-мудрый» у Л. исповедует принцип «недеяния» («у вэй»), означающий отказ от всякого мобилизующего усилия, целенаправленного действия, нарушающего естественное течение дел. Соответственно, в отличие от преимущественно этико-политической трактовки «дао» у Конфуция, Л. вел речь о вселенском «дао» как общемировом естественном ритме событий. «Дао» – «глубочайшие врата рождения, корень Неба и Земли» – предшествует миру оформленных вещей («ю») и относится Л. к непроявленному бытию («у»). Не имеющее никакой внешней определенности, оно отождествляется с пустотой, но это именно рождающая пустота, неисчерпаемая потенция любой конкретной формы. Понимание неизначальности всякой определенности инициирует диалектические идеи спонтанного изменения («все сущее изменяется само собой») и взаимоперехода противоположностей («превращение в противоположность – движение дао»). Порождающее действие «дао» изображено в «Дао дэ цзин» в виде следующей последовательности: «дао» рождает одно (частицы-»ци» как общемировой субстрат), одно рождает два (полярные начала «инь» и «ян»), два рождают три (великую триаду Небо – Человек – Земля), а три рождают все вещи. «Дао» и «дэ» в концепции Л. неразрывно связаны: «дао» рождает вещи, «дэ» взращивает-совершенствует их. При этом в «Дао дэ цзин» различаются высшее и низшее «дэ». Последнее связывается с конфуцианской стратегией культуро-творческого усилия и совершения добрых дел на основе церемониальных предписаний «ли»; в противоположность этому «совершенномудрый», содержащий в себе высшее «дэ», естественностью и гармоничностью подобен новорожденному. Совершенномудрый, как и «дао», «действует недеянием», все создавая, ничего не присваивает и ни над чем не властвует. Только «добродетель-дэ», основанная на дао, обладает гармонизирующей силой: если отступление от «дао» ведет к смуте и гибели, то при сохранении «дао» Небо и Земля сливаются в гармонии, а народ и без приказов успокаивается, возвращаясь к простоте и естественности жизни. Совершенномудрый, делая свое сердце бесстрастным и сохраняя покой, уподобляется вечному «дао» вплоть до отождествления («кто служит дао, тот тождествен дао»); с этим аспектом концепции «Дао дэ цзин» связаны более поздние даосские поиски практических средств достижения физического бессмертия.